15 августа был опубликован рейтинг лучших вузов мира Academic Ranking of World Universities (ARWU). Больше всего в нем американских вузов — 270 из 1000. На втором месте Китай — 154 университета. Российских — 11.
Среди них лидером стал МГУ, занимающий 87-ю позицию. Из оставшихся десяти семь участвуют в «Проекте 5–100», цель которого — повысить конкурентоспособность российских вузов на мировом рынке образования, привлекая иностранных специалистов и студентов, меняя кадровый состав и осваивая опыт ведущих мировых университетов.
Перенимать идеи сейчас как никогда важно. Университеты, у которых что-то получается хорошо, готовы экспортировать свои модели. Например, Массачусетский технологический институт помог в создании Сингапурского университета технологий и дизайна, Масдарского института в Абу-Даби и, конечно, Сколтеха. Колледж Бабсона экспортирует свою методологию предпринимательского образования, а Колледж Олина свой «олинский» подход к инженерному образованию.
Программы, похожие на российский «Проект 5–100», обычно включают международный совет, члены которого рекомендуют, какие решения можно позаимствовать у их национальных систем. У топовых вузов зачастую есть собственные экспертные советы, выполняющие ту же функцию. Сформировалась международная сеть экспертов-консультантов. Кроме того, университетские управленцы активно занимаются «модельным туризмом», посещая другие университеты и обсуждая их практики.
Идеи часто возникают одновременно в разных местах, и отсылка к другим системам может сработать как дополнительная аргументация, легитимизация уже задуманных изменений. Также контакт с другими мирами важен сам по себе. Это позволяет поставить привычную реальность под вопрос.
Университеты всегда копировали друг друга. Модель любого современного вуза — лоскутное одеяло из решений, позаимствованных в разное время
Чему можно научиться у вузов Северной Европы, почему «странности» идут американскому образованию на благо и что помогло Китаю создать мощнейшую образовательную систему всего за 25 лет? Разбираемся в мировых трендах.
Северная Европа. Принцип партнерства
Североевропейские — скандинавские, финские и исландские — университеты дают много поводов для подражания: у них высокий инновационный потенциал, они сверхорганизованы и эгалитарны. США смотрят на них с особым вниманием, ведь высшее образование мирового класса здесь бесплатно. Для страны со средним студенческим долгом $38,390 это болезненно желанный и недостижимый идеал.
У систем высшего образования России и Северной Европы есть общие корни и общие характеристики, включая бесплатное образование. А среди самых больших контрастов — статус студента. В российских университетах студенты не влияют на свой образовательный процесс и не участвуют в организации деятельности университета. Они воспринимаются как дети или будущие кадры для рынка труда без собственных целей. В североевропейских же университетах студенты представлены на всех уровнях управления и имеют право голоса при решении всех вопросов, затрагивающих их интересы.
Это значимо по многим причинам. Во-первых, студенты лучше администрации или профессуры понимают, как нововведения влияют на их повседневность. Во-вторых, вовлеченность в реальные органы управления формирует дополнительный пакет компетенций, повышающий общий уровень подготовки. В-третьих, участие в принятие решений задает другое, более ответственное отношение к обучению и к университету в целом. Наконец, это отражает партнерский статус студента в университете — реальность, которая ставит нашу под вопрос.
Студенческие союзы также являются важной частью национального политического ландшафта. Так, студенческий союз университета Хельсинки нередко оказывает большее влияние на научно-образовательную политику, чем Конференция (эквивалент союза) ректоров, — хотя бы потому, что выпускники, получившие неформальную управленческую подготовку в рамках студенческого самоуправления, часто становятся крупными политическими игроками. Через союз прошли Каарло Стольберг, первый президент Финляндии, и Урхо Кекконен, управлявший страной на протяжении 25 лет во второй половине XX века. В разное время союз выступал за улучшение системы студенческого здравоохранения и против введения платы за обучение для иностранных студентов; у него есть целая программа развития Хельсинки как студенческого города.
КНР. «Конструкция дисциплин»
Если взять советскую систему высшего образования и добавить напряженную конкуренцию за каждое место, мы получим то, с чего начинал свои реформы Китай. 25 лет эпохи перемен, эскалация амбиций и огромные финансовые вливания привели к ожидаемым результатам: красивые кривые роста в рейтингах, возврат интеллекта, быстро формирующийся статус научной сверхдержавы.
Китай изначально сделал ставку на развитие научных дисциплин — то, что в официальных документах КНР обозначается красивой инженерной фразой «конструкция дисциплин». С конца 1980-х начали открываться и усиленно финансироваться новые магистерские и PhD программы. С середины 1990-х был запущен процесс подключения к мировой науке и одновременно приоритизации дисциплин под национальные интересы. При этом в пакет 12 приоритетных областей вошло восемь социальных и гуманитарных — Китай не повторяет ошибку СССР и Японии со сверхспециализацией на естественнонаучных и технических областях. В рамках масштабной программы «Тысяча талантов» в КНР были привлечены действительно тысячи ученых с китайским происхождением, но зарубежной исследовательской подготовкой. Инициатива превосходства Проект World Class 2.0 («Двойной первый класс») поддерживает стратегии 42 вузов и еще 95 университетов, в которых есть дисциплины мирового класса.
Вузы, разобранные на отраслевые в 1950-е, объединяются и пересобирают себя в полноценные многопрофильные университеты. Университет Цинхуа с 1980-х добавил в свою структуру более десятка крупных направлений, от медицины до государственного управления. Это и отражение конфуцианской традиции целостного знания, и ответ на мировой тренд. Узкая специализация неадекватна требованиям современного образовательного и исследовательского процесса, предполагающего решение комплексных проблем. Объединения и «достройка» университетов происходят и в России, но отраслевая структура высшего образования сохраняется. Сегодня это не больше чем инерция.
США. Желание странного
Лицо американского высшего образования для наблюдателя извне — это Лига плюща: Гарвард, Йель, возможно, Принстон, или, на худой конец, Браун, потому что туда поступают герои любимых сериалов. Но университетский ландшафт США намного интереснее и вариативнее.
Здесь нет министерства образования, а система оценки качества децентрализованная и гибкая. Это создало среду, располагающую к экспериментам.
Стэнфорд и Университет Виргинии начинались как авторские экспериментальные университеты. В уже упомянутом колледже Бабсона впервые в мире начали обучать предпринимательству.
В государственном колледже Эвергрин у студентов нет специализаций, а в конце каждого учебного курса они получают не отметку, а нарративную оценку своего прогресса, в которой преподаватель сравнивает рефлексию студента со своими наблюдениями.
Модель Дип Спрингс, знаменитого университета в пустыне Невады на 28 студентов, опирается на изоляцию от цивилизации и принципы академизма, физического труда и самоуправления. Обучение здесь длится два года, а после студенты могут перевестись в другой университет; большинство переводятся в лучшие вузы страны.
Некоторые из этих вузов сыграли центральную роль в развитии американского и даже мирового высшего образования.
Университет Виргинии, задуманный президентом Томасом Джефферсоном, был первым вузом в США, в котором высшее образование осуществлялось вне религиозной доктрины.
Стэнфорд продемонстрировал, как может быть организован и что может делать инновационный университет. Это образец технологического трансфера: университет симбиотически — культурно и организационно — связан с Кремниевой долиной, а компании, основанные выпускниками Стэнфорда, имеют около $3 млрд суммарного оборота в год.
В России в 90-х оригинальные частные вузы возникали на каждом шагу. Подавляющее большинство из них торговали дипломами, и начиная с нулевых их закрывали десятками, очищая систему. Рособрнадзор до сих пор более строг к частным университетам, и уж тем более к университетам необычным. Желание странного, как хорошо показали Стругацкие, наказуемо. Сейчас в России повсеместно открываются авторские школы — но не вузы. Однако без экспериментальных университетов система обновляется медленно, потому что традиционным моделям и подходам некому бросить вызов.
В ряде стран авторские вузы стали модой, raison d'être (смыслом существования, фр. — прим. ТАСС) людей, которым хочется оставить след. В Германии сформировалась целая когорта интересных частных вузов, включая стремительно набирающие известность Университет Цеппелина и Университет Якобса. В Индии количество авторских университетов продолжает расти; один из них, Институт Джио, даже попал в список вузов, поддерживаемых государственной инициативой превосходства. Новости о вузах-гринфилдах идут от Соединенного Королевства.
Большинство современных замыслов разделяют общий методологический принцип обучения на реальных проектах. Многие поддерживают тренд на междисциплинарность. Все глобальны. Некоторые экспериментируют с сегментированием учебного года: делят его на квартили, а не семестры, разбивают на еще меньшие блоки или даже проектируют учебное заведение как «станцию» для временных команд, обьединяющихся на десять недель, как Station1, авторский университет в Массачусетсе, созданный профессором инженерии МТИ Кристин Ортиз.
В последние годы в России появился ряд нестандартных образовательных проектов — например, Университет НТИ «20.35». Но для того, чтобы авторские университеты возникли у нас как тренд и стали частью системы высшего образования, нужна модификация нормативного регулирования и, что еще важнее, прецеденты успешных людей с дипломом «странного» вуза и нестандартными компетенциями.
