Женский колледж (в США в большинстве случаев понятия «колледж» и «университет» взаимозаменяемы) Уэллсли, конечно, принадлежит к числу великих университетов. Среди его выпускниц — Хиллари Родэм Клинтон, о которой вы все и так знаете, Нора Эфрон, сценаристка фильмов «Когда Гарри встретил Салли» и «Неспящие в Сиэтле», Мадлен Корбел Олбрайн, госсекретарь США в конце 90-х и постоянная представительница США в ООН, и Памела Мелрой, астронавтка НАСА и полковник ВВС США. В нём преподавали Владимир Набоков и Эмили Грин Болч, экономистка и лауреатка Нобелевской премии мира.
Я была здесь трижды. После моего первого визита в память врезались драконы. В коридорах второго этажа восточного крыла общежития Тауэр-холл на двери каждой комнаты висят разноцветные бумажные драконы с именами студенток, которые в них живут. У входа на этаж — лиловый дракон на полстены с надписью «Welcome to 2 East». Общий зал выглядит как гостиная Таргариенов: старинная мебель в стиле ампир, алые ковры, обитые дубом стены, чугунная лестница. Тут читают и собираются для еженедельных чаепитий и вечеринок, из которых тайные самые интересные, но про них мне рассказали меньше всего… Это место, где можно забыться.
От прогулок по кампусу меня охватывает ностальгия по невозможному. Я училась в университете с сильной идентичностью, но мало что сравнимо с Уэллсли по духу места. Колледж стоит на холме у озера Уабан. Это северо-восточное побережье США, Новая Англия. Башня Гэлена Стоуна беспощадно врезается в небо. Прямо на территории есть огромное болото, живущее своей жизнью, и озеро, где проводят соревнования по гребле и научные эксперименты.
В кампусе нет ни одной прямой дорожки: все ползуче-извилистые, да ещё по холмам, и с непривычки создаётся ощущение скомканного пространства, «эффекта черновика». Здесь «архитектура выглядит как архитектура», как справедливо написано в брошюре. Все подобрано, подогнано, чётко. Хромированно-индустриальный Научный центр, как положено, странный и немного безумный. В нём хочется изобретать.
Уэллсли был основан в 1870 году как колледж для женщин под девизом «Non Ministrari sed Ministrare» (в переводе — «Не принимать служение, но служить»). Изначально имелась в виду служба обществу, занятие самостоятельной деятельностью. Для мира XIX века, в котором женщины по определению были на вторых ролях и собственного дела обычно не имели, девиз был революционным.
Замысел создателей не отменяет периода вплоть до конца 60-х, когда большинство студенток в первую очередь готовились скорее к замужеству, чем к реальной деятельности. Даже ходила шутка, что девиз «Non Ministrari sed Ministrare» на самом деле значит «Не принимать служение, а стать женой священника». В частных женских колледжах тогда преподавались свободные искусства и науки, но также курсы вроде экономики домашнего хозяйства. В государственных вузах для женщин образовательная программа держалась в русле библиотековедения, сестринского дела, педагогики и домоводства.
Голливудский фильм «Улыбка Моны Лизы» 2003 года с Джулией Робертс — гипербола тех времен. В фильме Кэтрин Уотсон, выпускница Калифорнийского университета в Лос-Анжелесе, пытается с помощью шокирующе современного искусства убедить студенток в том, что нужно прокладывать свою дорогу в жизни, с трудом пробиваясь через консерватизм как администрации, так и самих студенток. Примерно в середине есть злой и красивый монолог Уотсон, который она произносит, листая диафильмы с рекламными плакатами 1950-х: «…Обладательница стипендии Родса. Интересно, цитирует ли она Чосера, когда мужнины рубашки гладит? Ну а выпускнице факультета физики легко определить объём блюда из мяса! „Корсет, несущий вам свободу“! Как это понять?! Что это значит?»
Фильм вызвал у выпускниц Уэллсли волну негодования и был воспринят как карикатура. Даяна Чэпман Уолш, президент колледжа в то время, даже написала открытое письмо, в котором она говорит о действиях, призванных «смягчить эффект от фильма», и, оправдываясь, отмечает, что Уэллсли попал под удар именно потому, что является каноническим женским колледжем. Внимание к деятельности выпускниц после выхода фильма выросло; первые версии сценария, которые читала администрация, были помягче.
В любом случае и общий социальный контекст, и сам Уэллсли меняются. Так, победительнице соревнования по катанию обруча (hoop rolling), которое традиционно проводится в конце года, изначально пророчили скорое замужество, потом, начиная с 80-х, быстрое назначение на пост СЕО. А теперь — что она первой осуществит свои амбиции, в чём бы они ни заключались.
Учебное пространство выстроено так, чтобы на выходе открывалось максимальное количество возможностей по всему миру. Список основных специализаций широк и вариативен: от истории до наук о Земле, от астрофизики до театра. Вне зависимости от специализации, каждая студентка должна прослушать три курса из блока «Языки, литература, визуальное искусство, музыка, театр, кино и видео», курс из блока «Социальный и поведенческий анализ», два курса из блоков «Эпистемология и познание», «Религия, этика и моральная философия» и «Исторические науки» и, наконец, три курса из блока «Естественные и физические науки, математическое моделирование и решение задач». Из последнего хотя бы один курс должен включать лабораторную работу. Сверх этого, есть дополнительные требования по письму, иностранному языку, «количественной аргументации» (quantitative reasoning), то есть прикладной математике, межкультурному взаимодействию и физической подготовке.
В колледже единовременно обучаются две с половиной тысячи студенток и преподают около трехсот преподавателей.
Это мало, и это значит, что какая-то часть интеллектуальных потребностей не будет закрыта. Отсюда договорённость о перекрестной регистрации и пара общих программ с МТИ (MIT) и Брандейским университетом, а также более плотная консорциумальная коллаборация с инженерным колледжем Олин и предпринимательским колледжем Бабсона. Уэллсли также состоит в консорциумальной связке с одиннадцатью другими колледжами свободных искусств. Не думаю, что стоит перечислять возможности обучения за рубежом — их вполне достаточно, как и, кстати, иностранных студенток.
Уэллсли был моим первым знакомством с колледжами свободных искусств. Это совсем другой мир, непохожий на исследовательские университеты вроде Гарварда или МТИ. Здесь нет потоковых лекций. Намного слабее культура «publish or perish» («публикуйся или исчезни»), и это видно, действительно видно по выражениям лиц и жестикуляции разговаривающих студенток и преподавателей: нет характерного вежливого стеклянного взгляда исподлобья, которым занятые своими исследованиями профессора при разговоре смотрят на студентов, отвлекающих их от мыслей о деле. Для профессуры колледжей свободных искусств обучение студентов и есть их дело. Это не значит, что исследования не ведутся: образовательные курсы могут быть интересными только тогда, когда за ними стоят свежие научные разработки, но преподаватели приходят сюда в первую очередь потому, что им нравится преподавать.
Фандрайзинговые кампании колледжа и позиционирование в целом строятся на идее «эффекта Уэллсли» — влияния на дальнейшую карьерную траекторию выпускниц, во-первых, классического набора инструментов элитного образования: доступа к неформальному общению с влиятельными фигурами, постановки умения держать себя в обществе, формирования амбиций и собственно представления о себе как об «элите», — а во-вторых, женских ролевых моделей. Наши стереотипы управляют нашими решениями.
Девушки часто выбирают стандартно «женские» специальности, чтобы потом не нужно было что-то кому-то постоянно доказывать.
Когда постоянно видишь рядом успешных бизнес-леди, женщин-врачей, инженеров, политиков, стереотипы начинают размываться и намного меньше факторов мешает выбрать то, что по душе. Уэллсли принадлежит к группе из колледжей «Семь сестёр». Кроме него, в неё входят Барнард, Брин-Мар, Маунт-Холиок, Рэдклифф, Смит и Вассар. Все «Семь сестёр» были основаны в XIX веке. Их задачей, в отличие от более ранних женских учебных заведений, было обеспечение образования такого же калибра, как в университетах, которые теперь называют Лигой плюща. В этом они были подрывной инновацией. Со временем Рэдклифф слился с Гарвардом, а Вассар отказал Йелю в партнёрстве и стал самостоятельно обучать студентов обоих полов. Остальные, включая Уэллсли, остались женскими.
Возникает вопрос: а зачем? Во-первых, женщины уже давно могут получать образование в тех же университетах, что и мужчины. Во-вторых, это ведь искусственная реальность, социально и иерархически. В мире вовне нужно будет соревноваться с людьми обоих полов и решения чаще всего не будут приниматься меритократически. За четыре года успеваешь привыкнуть к тому, что только твои способности и стремление имеют значение.
Выпускницы женских колледжей в два раза чаще занимают должности в областях, где доминируют мужчины, чаще поступают на магистерские и PhD-программы, пользуются сетями связей между людьми со схожей идеологией, а именно: твой пол не должен определять твою судьбу.
Во время моего третьего визита в Уэллсли мы разговаривали с Миленой Маревой, выпускницей колледжа и заместительницей директора приёмной комиссии. Говорили, что, возможно, наступит день, когда в женских университетах совсем не будет необходимости. Во всех мирах от бизнеса до политики будет достаточно женских ролевых моделей. От девушек везде будут требовать такого же упорства и таких же амбиций, как от юношей. Растворится в истории миф о существовании «женских» и «мужских» профессий. Это будет хороший день, и нам обеим хочется, чтобы он наступил побыстрее. Но пока память о времени, когда женщинам было негде получить настоящее образование, а карьера не считалась необходимостью, не будет стёрта, колледжу Милены придется осуществлять свой «эффект Уэллсли».
Помню, как, отслеживая дискуссию после президентских выборов в США в 2016 году, я наткнулась на статью «Waiting for the Female Future at Wellesley» в The New Yorker. В ней Александра Шварц описывает свой опыт ночи выборов в колледже. Как вы помните, Хиллари Родэм Клинтон — выпускница Уэллсли. Шварц пишет, что если в начале спортивный манеж, где все ждали результатов, выглядел как свадебный банкет, то под утро он стал напоминать бомбоубежище. В каждой из студенток, выпускниц и преподавательниц, заточенных атмосферой этого места на лидерство и победы, что-то сломалось. Шварц цитирует кинематографистку Джин Килборн, которая описывала обычное положение вещей для выпускниц: «Женщины во всех смыслах полноправны в Уэллсли. Когда ты выпускаешься, сложно возвращаться ко второму разряду». Тогда им казалось, что поражение Клинтон — всеобщее поражение.
В 2018 году я спросила Милену: как повлияли выборы 2016 на Уэллсли? Её ответ застал меня врасплох. Больше абитуриенток подают заявки. Студентки политически активнее. В них больше лидерских амбиций. Колледж никогда не был так влиятелен. Примерно то же самое говорят представители приёмных комиссий и президенты других женских колледжей.
Тем не менее в США сектор сжимается. Сегодня осталось всего несколько десятков женских университетов против нескольких сотен полвека назад. В это же время в Южной Азии, Африке и на Ближнем Востоке разворачивается обратный тренд. В одной Индии женских вузов больше трёх тысяч. Самый большой женский университет, Университет Принцессы Норы бинт Абдулрахман, в котором учатся свыше 60 000 студенток, находится в Саудовской Аравии, в стране с одним из самых высоких уровней гендерной сегрегации, где до 2009 года совместное обучение было запрещено, а сейчас ограниченно.
В большинстве случаев женские вузы решают первичные проблемы высшего образования для женщин: доступа и безопасности.
Через год после посещения Уэллсли я посмотрела фильм 2015 года «Бег — это свобода» («Freedom to Run»), в котором среди прочего раскрывается история Кэтрин Швитцер. Швитцер была первой женщиной, официально пробежавшей Бостонский марафон, маршрут которого проходит через Уэллсли. Локация знаменита с конца XIX века «Тоннелем крика Уэллсли». Студентки готовят сотни мотивирующих плакатов — и да, оглушающе кричат. Швитцер зарегистрировалась на гонку втайне, подписавшись просто K. Switzer, и бежала в 1967 году. Её пытались силой увести с трассы. После забега Любительский атлетический союз наложил запрет на участие женщин в «мужских соревнованиях». Бостонская атлетическая ассоциация открыла марафон для участия женщин только в 1972 году.
Я думаю о том, каково было студенткам-бегуньям смотреть на пробегающих мимо марафонцев в забеге, который был для них закрыт, как «Тоннель крика» замер в 1972-м, высматривая Нину Куссик, первую из восьми девушек-марафонцев, теперь участвующих официально, а потом взорвался громовой поддержкой, и о том, что в 2019 году 45% участников Бостонского марафона были женщинами, включая 73 представительниц от Уэллсли.
