Есть ли у цветов стратегия?
Словосочетание «стратегия растений» может звучать странно. Мы привыкли считать, что стратегия может быть у армий, государств или компаний, да и то — только у самых продвинутых.
Советский ботаник Леонтий Раменский в 1938 году впервые выделил три архетипа конкурентных стратегий растений.
Это виоленты — мощные и агрессивные растения, подавляющие конкурентов, полнее используя пространство и плодородную почву. Патиенты — выносливые растения, способные адаптироваться к самым суровым условиям среды. И эксплеренты — относительно менее конкурентоспособные растения, способные быстро размножаться, захватывая незанятые территории.
Эта работа, по-своему опередившая время, осталась незамеченной. В конце 1970-х годов английский ботаник Джон Грим ввел в научный оборот типологию растительных стратегий CSR: competitive (конкурентные), stress-tolerant (устойчивые к стрессу) и rapid propagation (быстро распространяющиеся). Основной интерес к исследованию стратегии приходится на 1960–1980-е годы, когда само понятие стало постепенно перетекать из оборонной сферы в гражданскую. До этого времени стратегия изучалась только военными и историками: два всплеска интереса к предмету приходятся на мировые войны — 1910-е и 1940-е.
В начале 1980-х годов швейцарский экономист Харальд Фрисвинкель перенес типологию Грима из ботаники в бизнес. Уже в 90-е годы русскоязычной бизнес-аудитории эту модель представил один из ведущих теоретиков бизнес-стратегии Андрей Юданов.
Почему нам должно быть важно, чем заняты растения?
Переосмысление растительного мира в поведенческих категориях и идея соотнесения его особенностей с человеком и обществом не новы. Философы в разное время обращались к сложности и совершенству растительного мира. Например, Шопенгауэр в своей работе «О воли в природе» 1836 года обосновывал суждение, что растениям присуща воля, а Метерлинк в эссе «Разум цветов» 1904 года обсуждал интеллект растений. Эти работы опирались на обширный корпус французской ботанической литературы XVIII–XIX веков, где на материале практических опытов исследуются удивительные способности растений: видеть, слышать, общаться, перемещаться, принимать решения, осуществлять коллективные действия, манипулировать в своих целях насекомыми и животными, конкурировать за ресурсы и многое другое.
Например, если мы называем зрением способность различать свет и его интенсивность — растения обладают зрением: мы можем наблюдать, как они следят за солнечным светом и располагают листья так, чтобы получать больше света. Клетки растений имеют рецепторы для улавливания летучих веществ — запахов, а корни способны идентифицировать бесконечно малые количества минеральных солей в почве и расти в наиболее богатом требуемыми ресурсами направлении. У растений развито и осязание: фиалка захлопывает цветок при прикосновении, корни «ощупывают» и обходят препятствия под землей, вьющиеся растения растут, «опутывая» внешнюю опору, иногда принимая сходство с ней. Растения слышат: они реагируют на звуковые волны определенных частот. Это свойство дало основания для развития фонобиологии — управления урожайностью с помощью звука.
Внутри каждого растения в реальном времени происходит коммуникация «листья–корни»: растение может либо потреблять воду из почвы, либо осуществлять фотосинтез, что ставит перед растением необходимость принятия решения «вода или свет», для чего растения руководствуются параметрами влажности и освещенности. Это позволяет растению принимать инвестиционные решения о том, насколько большими выращивать листья, насколько обширной делать корневую систему.
Между растениями также существует коммуникация. От самой элементарной «застенчивости кроны» — избегания соприкосновений листьев даже в самом густом лесу — до более сложной: использования запахов для передачи сигналов (например, тревоги) внутри популяции при решении задачи коллективной обороны.
Решение одной из важнейших задач — размножения и распространения — решается растениями с привлечением внешних сил и ресурсов: от ветра и насекомых до животных и птиц. Для обеспечения ресурсами применяют самые разные механизмы: например, известно свыше шестисот видов плотоядных растений, которые охотятся на насекомых и даже на мелких грызунов, для чего они используют обман и манипуляции. Примечательно, что эти растения не всеядны и умеют выбирать себе жертву. Защитные механизмы могут включать в себя, например, локальную выработку ядов ограниченного спектра действия, изменение собственного химического состава, а также манипуляция насекомыми и животными, включая привлечение «врагов врагов». Таким, например, является человек, который защищает урожай от вредителей.
Ordnung muss sein
В книге 2015 года «О чем думают растения» итальянский нейроботаник Стефано Манкузо снова обращается к теме интеллекта растений. И хотя он опирается преимущественно на те же источники XVIII–XIX веков, что и Шопенгауэр и Метерлинк, он идет дальше в своем суждении: по его мнению, растения совершеннее людей. Растения составляют до 99 % биомассы Земли. Если исчезнут все растения — человечество погибнет в течение нескольких месяцев, а если исчезнут люди — растения поглотят все артефакты человечества в течение ста или двухсот лет, как когда-то джунгли поглотили коренные цивилизации Латинской Америки.
Люди и животные — неделимые организмы с обособленными органами, а каждое растение — это колония. Можно уничтожить 95 % растения, но оно не погибнет, в то время как ущерб одному органу животного или человека может быть несовместим с жизнью. Людей, достигших возраста ста лет, называют долгожителями, а возраст растений может исчисляться сотнями и тысячами лет. Например, крупнейший растительный организм — тополь пандо — находится в штате Юта (США) и занимает 43 га, весит порядка шести тысяч тонн и живет уже свыше восьмидесяти тысяч лет. А орегонский опенок занимает площадь 880 га, которою он уже более двух тысяч лет отвоевывает у хвойного леса.
Вероятно, именно неготовность допустить не то что превосходство, а просто сомасштабность чего бы то ни было, а в особенности растений, человеку привела к общественному забвению работ и открытий в этой области. Действительно, со времен аристотелевской scala naturae — великой цепи бытия — растения находятся в самом низу иерархии живых существ, а человек — в самом верху. В Средние века эта иерархия была пересмотрена, но только для того, чтобы ввести над человеком Бога и ангелов, провозглашая человека венцом творения и устанавливая его господствующую роль над всем остальным материальным миром. Позднейшие обсуждения этой иерархии в основном касались обоснованности и состоятельности именно этого дополнения, но мало затрагивали саму иерархическую модель природы. В какой-то мере базаровское утверждение, что природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник, не противоречит ни античной, ни христианской, ни материалистической картине мира.
Возможность допустить иную шкалу измерения совершенства дает повод осознать homo sapiens всего лишь частью — отнюдь не безупречной и не принципиальной — в гораздо более сложной системе.
Если мы оказались не в состоянии воспринять сложность растительного мира просто потому, что, находясь в плену своих стереотипов, изначально отказали растениям в праве быть сложными, то есть повод задуматься не только о пределах антропоцентризма, но и о пределах своих стереотипов: чему еще мы отказываем в праве быть сложным?
Природа — университет, не мастерская
За последние два-три десятилетия сложилось целое направление мысли и деятельности, основывающееся на убежденности, что нам есть, чему поучиться у растений. Бионика, биомиметика или биомимикрия — это «подсматривание» у природы решений для использования в дизайне, инжиниринге и в подходах к управлению организацией. И действительно, человек — уж точно не единственный инноватор во вселенной. Самым известным примером биомиметики является, наверное, текстильная застежка-липучка, которую швейцарский инженер-изобретатель Жорж де Местраль «подсмотрел» у репейника, цепляющегося к шерсти его собаки.
Антонио Гауди во многих своих творениях воплощал природоподобные формы, самым возвышенным из которых, возможно, будет пример собора Святого Семейства в Барселоне, архитектурная идея которого была вдохновлена лесом: «колонны-деревья создают ощущение молитвенного леса». Цветок гименокаллиса вдохновил план высотки «Бурдж-Халифа», а форму здания — сталагмит.
Несмотря на то, что множество изобретателей черпали вдохновение у природы на протяжении всей человеческой истории, зарождением современной концептуальной биомимикрии можно считать 1997 год, когда американка Жанин Бенюс опубликовала книгу «Биомимикрия: инновации, вдохновленные природой». Опираясь на концепцию дизайн-мышления, Бенюс предложила размышлять о том, как природа могла бы решить ту или иную проблему. В 2006 году она создала Институт биомимикрии (Biomimicry Instituite), который развивает открытый портал asknature.org — постоянно пополняющуюся базу данных идей и стратегий живой природы, которые вдохновляют инженеров, дизайнеров и практикующих стратегов создавать творческие решения.
Наша растительная жизнь
Мы привыкли воспринимать растения не только утилитарно, но и эстетически. Начавшаяся в исследовательской естественнонаучной прагматике в Древнем мире ботаническая иллюстрация насчитывает тысячи лет. Позднее растения стали вдохновением для орнаментов, декора, архитектурных и модных концепций, а современное искусство переосмысливает сосуществование человека и растений. Например, в прошлом году российский художник Георгий Литичевский представил в Брюсселе проект «Манифест флоратизма», полностью посвященный Метерлинку и его влиянию на русскую литературу. А на виртуальной ярмарке Арт-Базель 2020 года представили работу французского художника-концептуалиста Лорана Грассо, на которой в классической манере ботанической иллюстрации изображен мутировавший цветок: мы так легко видим мутации в растительном мире, но мутации в обществе мы зачастую не замечаем или считаем их прогрессом и эволюцией. Наконец, гонконгский художник Чжэн Бо в своей видео-арт серии «Птеридофилия» («любовь к папоротнику») исследует пределы отношений растений и людей, помещая их в контекст трансформирующихся общественных представлений о гендере и сексуальности.
Однако отношения человека и растений не всегда представляются столь гармоничными и даже романтичными. Например, в рассказе Джона Кольера «Зеленые мысли», опубликованном в 1932 году, описана хищная орхидея, питающаяся людьми, причем жертвы становятся частями этой орхидеи, лишь постепенно избавляясь от человеческих эмоций и осваивая растительную жизнь:
«По-моему, дело в том, что его занимали не частные и не личные вопросы, а более широкие, более общие, можно так сказать, биологические аспекты своего преображения. А в остальном — раз уж он стал растением, то и реакция его была растительная. Неспособность к передвижению, например, ничуть его не тревожила, равно как отсутствие туловища и конечностей или, скажем, непоступление в организм бекона с чаем, сухариков с молоком, обеденных котлет и тому подобного, хотя все это рот его поглощал свыше полувека».
Этот рассказ вдохновил создателей фильма «Магазинчик ужасов». Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным, но это скорее фантастический сюжет. А вот реальность — это так называемая «Черная книга» флоры, выпускаемая в различных странах. Например, в Евросоюзе существует стратегия борьбы с «инвазивными чужеродными растениями», к каким относятся естественно возникшие или искусственно селектированные виды растений, которые распространяются за пределами своего ареала обитания, реализуют виолентно-эксплерентные стратегии, чем создают угрозу не только сельскому хозяйству, но и здоровью людей, поскольку некоторые виды растений ядовиты. В европейской «Черной книге» свыше двадцати таких растений, причем некоторые из них регулярно становятся предметом международной повестки, поскольку одна страна обвиняет другую в недостаточности мер по сдерживанию распространения инвазивными видами.
Какими бы отношения растений и людей нам сейчас ни представлялись, определенно, не помешает об этом поразмышлять, допуская невероятное и невообразимое, развивая свою способность стратегически мыслить.
Читайте статью в первоисточнике: РБК
