Один из ключевых социальных эффектов пандемии: она по-новому определила соотношение между «физическим» и «виртуальным» мирами, в том числе во всем, что касается человеческой коммуникации. Удаленная работа, общение с друзьями в мессенджерах, дистанция в общественных местах (которую, впрочем, соблюдают все реже) – приметы весны-лета 2020 года. Изменят ли они наше поведение навсегда – или останутся интересным и странным воспоминанием?

Большое количество западных исследований показывает, что работать удаленно, скорее, понравилось. По данным Gallup, 59% американцев хотели бы это делать так часто, как возможно. Несколько иные результаты мы видим в европейских опросах: оптимальным видится баланс 50/50 между «удаленкой» и офисом. В России же данные исследований Фонда «Общественное мнение» дают контрастную картину: 61% тех, кто работал удаленно в пандемию, не понравился этот опыт; респонденты отмечали, что скучали по привычному рабочему распорядку и общению с коллегами. Однако многие руководители оценили выгоды нового способа работы: большое количество компаний вернули в офисы лишь часть сотрудников, экономя на аренде. Вероятно, система, при которой большая часть работающих проводит на официальном рабочем месте два–три дня в неделю, станет в ближайшие годы доминирующей в развитых странах мира.

Такой сценарий развития сильно поменяет конфигурацию наших социальных связей. Мы будем больше времени проводить в кругу семьи – в какой-то мере возвращаясь в модель наших крестьянских предков, у которых большая часть трудовой и жизненной активности протекала в окружении домочадцев. Однако воспроизведение этого опыта в ситуации типичной современной городской семьи будет нести значительные психологические вызовы. Замкнутое пространств квартир, отсутствие рабочей кооперации с другими членами семьи, наконец, банальное отсутствие привычки к общению днями напролет – все это создает феномен «семейного выгорания». Почти наверняка мы сможем найти к нему противоядие, однако процесс займет некоторое время.

Если раньше мы прочно ассоциировали качество семейной жизни с увеличением совместно проведенного времени, то теперь не менее важным фактором становится умение отстраняться, выстраивать и уважать личные границы. Возможно, описанная выше разница в отношении к удаленной работе между США, Европой и Россией обусловлена именно наличием необходимого физического пространства и психологических навыков. До тех пор пока эти навыки не станут массовыми, неожиданное экономическое преимущество приобретут те, кто имеет более комфортную семейную обстановку. Они будут попросту более эффективны в работе, вопреки расхожей поговорке «Хороший человек – не профессия».

Что станет с другими социальными связями? Конечно, у каждого человека останется определенный круг близких друзей – хотя и общение с ними не избежит некоторой степени виртуализации. Однако главным феноменом цифрового мира становится взрывной рост «знакомств», поддерживаемый цифровыми социальными сетями. Связь такого рода существенно отличается от традиционного понимания дружбы – недаром в русском языке мы пользуемся заимствованным «френды», ведь язык не поворачивается назвать «друзьями» тех, кого ни разу в жизни не видел воочию.

Такого рода связи не просто баловство или «коммуникационный мусор», лишь отнимающий время от работы или иных полезных занятий. В 1972 году американский социолог Марк Грановеттер опубликовал очень влиятельную статью «Сила слабых связей», в которой, по сути, описал эффекты цифровых социальных сетей задолго до их возникновения. Описанные им «слабые связи» – это то, что мы назвали бы в доцифровом мире «шапочными знакомствами»: вы знаете человека и как его найти при необходимости, при случайной встрече вы обменяетесь несколькими дежурными репликами, но вряд ли будете искать более тесного общения. Такие связи оказываются чрезвычайно важны для общественной и экономической жизни, именно через них организуется большинство обменов. Если вы хотите найти работу (или нанять сотрудника), что-то купить (или продать), для вас принципиально важно количество людей, к которым вы можете обратиться с предложением; глубина контакта с ними не играет существенной роли. Неглубокие знакомства могут служить «мостами» между разными социальными группами, позволяя выходить на аудитории, с которыми вы практически не пересекаетесь в жизни. Чем больше у вас слабых связей, тем сильнее вы как экономический или социальный игрок. Именно на этом была основана успешность разного рода посредников в традиционной экономике.

Раньше наши возможности создавать и поддерживать слабые связи были ограничены: бюджетом времени, возможностями памяти, наконец, физической достижимостью. В конце ХХ века британский антрополог Робин Данбар предположил, что исходя из возможностей мозга средний человек может иметь около 150 стабильных социальных контактов; дальнейшие исследования показали, что в реальности разброс был в диапазоне от 100 до 250. Цифровые каналы кардинально расширяют наши социальные вселенные. Среднее количество френдов на Facebook составляет 338, а среди молодых людей в возрасте 18–24 лет превышает 600. При этом надо учитывать, что значительная часть пользователей (73% в США) пользуются двумя и более социальными платформами, контакты на которых не полностью дублируют друг друга. Иными словами, если следовать логике Грановеттера, мир за последние десятилетия стал в полтора-два раза социально «сильнее». В экономике эффект этой трансформации ярко проявляется в феномене «дисинтермедиации», отказа от посреднических услуг (сравните опыт покупки авиабилетов в онлайне и в эру билетных касс). Впрочем, возникает новый класс посредников – платформы, обеспечивающие создание, развитие и удержание постоянно растущих сетей личных связей. Власть этих платформ – которая начинает превосходить власть большинства национальных правительств – является ключевым фактором риска в новом цифровом обществе.

Но что станет с живым человеческим общением? Конечно, оно не исчезнет из нашей жизни. Любопытное статистическое свидетельство: несмотря на то что большая часть продаж книг ушла в онлайн, количество независимых книжных магазинов в США находится на историческом максимуме. Книжные магазины превратились в клубы по интересам, место проведения досуга – и оказались очень успешны в этом качестве. Нам нужно пространство для физического контакта, для полноценного сенсорного опыта, дающего ощущение психологической теплоты (недаром популярная в интернете метафора для такого опыта – «теплый ламповый»).

Возможно, вопреки распространенным сейчас опасениям, по итогам массированной цифровизации личного коммуникационного пространства наше общение станет психологически более качественным. Цифровые платформы возьмут на себя поддержание связей, которые не дают нам психологического удовлетворения, но необходимы по экономическим или социальным причинам. Вживую мы будем встречаться лишь с теми, кого действительно хотим видеть, и лишь для того, чтобы получить от коммуникации настоящее удовольствие.

Что еще почитать:

Пандемия идей и декартова экономика. Как идея прогресса мешает нам оценить ближайшее будущее

Государство и этический капитализм. Каким будет новый общественный договор?

Надежда на Госплан умрет последней. Как СССР провалил компьютерную революцию

Читайте статью в первоисточнике: republic.ru