Углерод как товар: итоги климатического форума ООН для бизнеса

Конференции в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК) проходят ежегодно. На них страны-подписанты Парижского соглашения, предписывающего ограничить глобальное потепление на планете 1,5-2° к 2100 году, определяют общее направление климатической политики всего мира.

Бизнеса конференции ООН по изменению климата касаются напрямую.

Во-первых, кристаллизуемые на ооновских саммитах решения в области государственной и надгосударственной регуляторики нацелены, в том числе, на компании – например, в виде стимулирования определенных видов «зеленой» деятельности и налогов и иных инструментов дестимулирования деятельности «коричневой».

Во-вторых, на климатических саммитах ООН обсуждаются и заключаются крупные пакты институциональных инвесторов, призванные стимулировать вложения в те или иные виды «зеленого» бизнеса: например, в генерацию электроэнергии из возобновляемой и атомной энергии.

В-третьих, делегация любой страны – а российская делегация на COP29 оказалась одной из самых многочисленных – в значительной степени состоит из представителей бизнеса.

На ооновских форумах у компаний есть возможность представить свои проекты на международной арене, обменяться опытом и прощупать почву под реализацию новых инициатив, в том числе климатических проектов, направленных на снижение эмиссии или рост поглощения парниковых газов.

В первую очередь, крупнейших – компаний из секторов энергетики, нефтегаза, металлургии, химической промышленности, FMCG, транспорта и логистики. Речь преимущественно об экспортном бизнесе, который тщательно следит за международной регуляторикой и ожиданиями инвесторов в сфере устойчивого развития в регионах присутствия.

В частности, одним из главных драйверов развития устойчивой повестки в России до 2022 года и отчасти после 2022-го стал европейский трансграничный углеродный механизм, в рамках которого при импорте в ЕС продукта из третьих стран приобретаются углеродные сертификаты или, другими словами, платятся «налоги» на импортируемые углеродоемкие продукты (например, сталь).

Но не только. Российский бизнес несмотря на все перипетии остается включен в глобальные цепочки поставок, так что, даже сократив или вовсе отменив поставки в Европу и США, косвенно вынужден соблюдать требования к контрагентам. К тому же ESG-регуляторика активно развивается в Азии, прежде всего в Китае, с которым российские компании укрепляют связи последние годы.

Международные решения в области торговли углеродом касаются пула российских компаний, занимающихся реализацией климатических проектов и/или продажей углеродных единиц по различным стандартам. В том числе российскому национальному – Минэкономразвития России работает над взаимным признанием с зарубежными юрисдикциями с тем, чтобы отечественные единицы могли быть проданы за рубеж и там признаны.

Помимо этого, решения климатических форумов ООН имеют косвенное влияние и на те российские компании, которые не входят в число крупнейших и не занимаются внешнеэкономической деятельностью: в российской юрисдикции под влиянием международных трендов также развивается климатическое нормотворчество.

В частности, с 2023 года крупнейшие эмитенты парниковых газов обязаны отчитываться о выбросах перед государством под угрозой штрафных санкций. С 2025 года круг регулируемых организаций расширится. С 2028 года, судя по публикациям в СМИ, государство рассматривает возможность введения платы за выбросы парниковых газов на федеральном уровне по итогам реализации климатического эксперимента на Сахалине.

С 2025 года Московская биржа вводит требования к раскрытию нефинансовой информации эмитентами, акции которых включены в первый или второй уровень листинга – это первое в России требование такого характера. ЦБ РФ рассматривает возможность распространить эту практику на федеральный уровень (возможные сроки на данный момент не называются).

И последнее – драйвером развития ESG-практик в среде малого и среднего бизнеса России выступают корпорации, озеленяющие собственные цепочки поставок: предпочтение отдается тем контрагентам, которые соответствуют хотя бы минимальному набору ESG-показателей.

Первое. Принята новая глобальная цель по климатическому финансированию: клуб развитых стран (Россия в него не входит) согласился к 2035 году собирать минимум по $300 млрд ежегодно для финансирования борьбы с изменением климата в развивающихся государствах.

Это втрое больше предыдущей цели в $100 млрд, принятой в 2009 году с прицелом на 2020 год, но просроченной – богатые государства сумели собрать нужную сумму только в 2022-м. Кроме того, в итоговом тексте COP29 содержится призыв ко всем странам к тому же 2035-му аккумулировать минимум $1,3 трлн для развивающихся стран «из всех государственных и частных источников», хотя реальная ежегодная потребность, по оценкам, может достигать $6 трлн.

Хотя корпоративный и дипломатический треки в энергопереходе не всегда связаны напрямую и вообще сочетаются. Так, инвестиционные проекты США, Европы и Китая по развитию возобновляемой энергетики, например, в Африке и Юго-Восточной Азии реализуются без особой оглядки на решения ооновских саммитов и национальных правительств, а исходя из бизнес-логики. В этой сфере уже крутятся сотни миллиардов долларов, если не триллионы.

Второе. Финализирован механизм функционирования глобального рынка – или рынков – углерода под эгидой ООН в рамках статьи 6 Парижского соглашения. Речь о статье 6.2, определяющей правила двусто­ронней торговли углеродом, и 6.4, устанавливающей централизо­ванный глобальный рынок углерода. Это веха на пути к введению новой схемы в строй.

По подсчетам организаторов COP29, к 2050 году в мире в рамках этого механизма может заключаться сделок на $1 трлн, в 336 раз больше текущих оценок глобального добровольного углеродного рынка, без малого $3 млрд. Россия имеет шансы стать значимым игроком нового рынка за счет огромных перспектив реализации природно-климатических проектов, однако создание именно глобального углеродного рынка ООН пока представляется как задача на более-менее долгую перспективу.

Пока же основная проблема глобальных углеродных рынков сводится к отсутствию прозрачного и понятного механизма ценообразования: по всему миру существуют около 40 регулируемых систем, в основном замкнутых на себя и не взаимодействующих друг с другом, плюс добровольные рынки, переживающие сейчас кризис доверия.

Третье. Созданный под эгидой ООН еще два года назад Фонд потерь и ущерба (Fund for Loss and Damage) начнет распределять первые деньги в 2025 году – такое решение принято по итогам COP29. Предполагается, что эти средства – пока в фонде аккумулировано $730 млн – будут получать малые островные государства и другие наименее развитые страны, особенно остро ощущающие на себе последствия изменения климата.

Однако, как и с другими аспектами климатического финансирования, есть нюанс: эти деньги – малая толика от реально требуемой суммы. По оценкам, реальный ежегодный необратимый ущерб от изменения климата в беднейших государствах на порядки выше: «Обещанные $700 млн эквивалентны менее 0,2% потерь».

Четвертое. Начат процесс публикации обновленных ОНУВов - определяемых на национальном уровне вкладов в борьбу с изменением климата, ключевых элементов всей системы Парижского соглашения: именно в ОНУВах государства берут на себя конкретные обязательства по сокращению эмиссии парниковых газов и адаптации к глобальному потеплению.

Первыми ласточками стали Бразилия и Великобритания. Первая теперь метит в сокращение выбросов на 59-67% к 2035 году, вторая планирует урезать эмиссию на 81% к тому же сроку. В 2025 году обновленные ОНУВы представят и другие страны, в том числе Россия, которая будет рассчитывать свои обязательства с учетом недавнего пересчета национального нетто-баланса выбросов.

Для России и стран Глобального Юга в этом контексте большое значение приобретает концепция справедливого энергоперехода, то есть недискриминационного трансфера в сторону как минимум менее углеродоемких, а в идеале безуглеродных технологий. Европейская система трансграничного углеродного регулирования, напротив, рассматривается как форма торговой дискриминации – хотя ею тема справедливого перехода не исчерпывается.

Предполагается, что решения COP29, особенно в части климатического функционирования и углеродного рынка, помогут аккумулировать средства для более успешной митигации (снижения выбросов парниковых газов) и адаптации, однако на сегодня ситуация с потеплением крайне тревожная.

С каждым годом Земля нагревается все сильнее. 2024 год, по оценкам службы мониторинга Copernicus, «почти наверняка» станет самым горячим годом с начала наблюдений и первым годом, когда средняя температура превысит 1,5° относительно доиндустриальных значений (XIX век) – нижний порог Парижского соглашения.

Хотя пороги в 1,5° и 2° в известной степени условны и характеризуют «среднюю температуру по больнице» – между тем в России, во-первых, потепление происходит в 2,5 раза быстрее, чем в среднем по миру. Во-вторых, в Арктической зоне России рост среднегодовой температуры уже давно превысил 2,4°.

В терминах МГЭИК, самой авторитетной структуры в области анализа климатических изменений, необратимые изменения экосистем в российской Арктике уже наступили, что может отразиться – и отражается – на арктических объектах российского бизнеса. Это в свою очередь требует активных мер, в первую очередь, по адаптации.

Ускоряются климатические изменения и в других частях земного шара. Происходит это крайне неравномерно, зачастую реальные темпы потепления оказываются существенно выше прогнозируемых. Так, ученые выяснили, что Антарктида нагревается почти вдвое быстрее среднего показателя по миру – модели изменения климата это не предсказывали.

Все это может иметь далеко идущие последствия для повышения уровня Мирового океана и жизни человечества в целом.

Материал подготовил Григорий Маслов